Служанка подошла к постели, и Швейк тем же тихим голосом произнес: -- Присядьте, пани Мюллерова. Его голос звучал таинственно и торжественно. Когда пани Мюллерова села, Швейк, приподнявшись на постели, провозгласил: -- Я иду на войну. -- Матерь божья! -- воскликнула пани Мюллерова.-- Что вы там будете делать? -- Сражаться,-- гробовым голосом ответил Швейк.-- У Австрии дела очень плохи. Сверху лезут на Краков, а снизу-- на Венгрию. Всыпали нам и в хвост и в гриву, куда ни погляди. Ввиду всего этого меня призывают на войну. Еще вчера я читал вам в газете, что "дорогую родину заволокли тучи". -- Но ведь вы не можете пошевельнуться! -- Неважно, пани Мюллерова, я поеду на войну в коляске. Знаете кондитера за углом? У него есть такая коляска. Несколько лет тому назад он возил в ней подышать свежим воздухом своего хромого хрыча-дедушку. Вы, пани Мюллерова, отвезете меня в этой коляске на военную службу. Пани Мюллерова заплакала. -- Не сбегать ли мне, сударь, за доктором? -- Никуда не ходите, пани Мюллерова. Я вполне пригоден для пушечного мяса, вот только ноги... Но когда с Австрией дело дрянь, каждый калека должен быть на своем посту. Продолжайте спокойно варить кофе. И в то время как пани Мюллерова, заплаканная и растроганная, процеживала кофе, бравый солдат Швейк пел, лежа в кровати:
Виндишгрец и прочие паны генералы Утром спозаранку войну начинали. Гоп, гоп, гоп! Войну начинали, к господу взывали: "Помоги, Христос, нам с матерью пречистой!" Гоп, гоп, гоп!
